Пусть дознаватели разбираются. А ему эта барышня даже приятна.

Солнце уже перевалило за полдень, когда он вернулся в избу.

Ритикара сидела на кровати, закутавшись в медвежью шкуру. Красный шарфик она завязала красивым бантом. Но вид больной, утром выглядела лучше.

– Болит что? – спросил он с порога.

Она кивнула. Но объяснять, что именно, не стала.

Димир предложил ей сушёного мяса в меду. Она долго колебалась, в конце концов согласилась, но съела лишь маленький кусочек. Зато охотно пила чай из трав.

– Товарищи твои в реке утопли? – как бы невзначай спросил Димир. Уж очень хотелось ему узнать, как она сюда попала.

Ритикара оставила в сторону кружку с чаем.

Думает, что ответить. Если бы хотела честно сказать – ответила бы без промедлений.

– Дедушка, у меня за плечами мешочек на ремешках был?

То, что ей надо, помнит.

– Был. Я его там оставил. Хоть и не тяжёл, но нести и тебя и сидор для меня тяжеловато было. В дороге иголка тяжела.

– Вы то место запомнили? Найти его можно?

Наивная девчонка. Это для городских лес что-то тёмное и непонятное. Он в лесу ориентируется так же, как городской житель в своём доме.

– Отведите меня туда, – попросила барышня жалобным голосом.

Взгляд жалобный, вот-вот слёзы потекут.

– Туда? – возмутился Димир. – На тебя смотреть кисло, больная насквозь. Да и на что тебе тот сидор? Золото, что ли там?

Полагал, что его слова о золоте будут встречены хихиканием. Но Ритикара оставалась серьёзной.

– Не золото, но для меня то, что там, дороже золота. Лекарства там. Съем – вылечусь. Не съем…

Голос задрожал. И паузу хорошую прибавила, помогая догадаться Димиру самому, что будет, если она не доберётся до своих лекарств.

– Не дойдёшь,– сказал он, но уверенности в голосе уже не было. Барышня с характером.

– Мне главное – туда попасть. Доберусь до своих вещей, приму лекарство, и через час буду, как огурчик.

Последнее сравнение Димир не понял. Должно быть, так в городе говорят.

– Сам схожу, – неожиданно для себя самого сказал старик. – Принесу твои лекарства. Негоже, чтобы ты долго болела.

Собаку взял с собой одну – Троску. А Байгу в избе оставил – пусть барышню сторожит.

Дорогой думал: крепкая барышня. Вчера без сознания лежала, а сегодня уже готова за своим добром через лес топать. И ещё проблему для себя решал Димир: а дозволяется ли ему заглянуть в тот сидор? Хотя бы одним глазком? Вдруг там что-то необычное? И тут же какой-то внутренний голос возражал: это на воровство смахивают, не твои вещи. «Какое же воровство?» – отвечал сам себе Димир. «Посмотреть – не украсть. Я в чужой дом через окошко могу заглянуть? – Могу. Разве это воровство? Ничего не взял, просто посмотрел».

А ещё дорогой вспоминал – как ловко она увернулась от вопроса про утопших товарищей. Безразличны они ей? Или обиду какую затаила?

Сидор был на том же месте. Висел одиноко на суку, куда он его вчера повесил. Тогда Димир на него внимания не обратил, а сейчас рассмотрел внимательно.

Ткань тонкая, но добротная, шёлковая должно быть. Не верёвки, а ремешки подшиты, чтобы плечи не резали. По длине регулировать можно, как ремень для брюк. Покрутил, и вдруг увидел нашивку с буквами незнакомыми.

Вроде бы «Р», да чего-то ещё хвостик добавлен. А последняя буква вообще, как змея изгибается.

И вдруг вспомнил. Да такие же буквы он на бинокле начальника видел! Английские буквы!

Вот тебе и чудное имя, и странный выговор, и ботинки такие, каких он прежде не видывал! Английская барышня. Что же она тут делает?

Сидор он распахнул с такой уверенностью, словно Начальник послал его специально для этого.

Большой кусок ткани. Четыре шкатулки из кости разных размеров, простых, без резьбы и всяческих украшений. Металлическая фляга. Во внутреннем кармашке – нож в ножнах, но небольшой, с таким на охоту не пойдёшь. В другом кармашке – коробок спичек.

Димир достал одну из шкатулок и попытался открыть. Не для того, чтобы что-то взять себе – это было бы воровство, а так, посмотреть любопытства ради. Не получилось. То, что крышка есть, видел – линия стыка хорошо видна, но не нашёл, на что нажать, чтобы открылась. Можно было топориком, который всегда при нём, попробовать, но тогда следы останутся, ежели вообще не разлетится вдребезги. Кость – вещь хрупкая, грубой силы не понимает.