Выбрать главу

  -- Откуда я знаю? - возмутился Илияс, - я что, всевидящий?

  -- Вода! Холодная вода! - заунывно тянул водонос.

   Испуг и напряжение медленно отпускали Тонгу. Он снова с любопытством завертел головой и приметил деревянный помост и тонкую фигурку, которая кружилась легко и воздушно под музыку зульда. Легкий голубой платок то взлетал и метался испуганной птицей меж руками, то обессилено падал и трепетал от невидимого ветра.

   Странной магией веяло от этого танца.

   У самого помоста, прямо на земле, сидел человек неопределимого возраста, в лохмотьях, которые когда-то были халатом. Наверное, подумал про себя Тонга, в те времена, когда возводили крепость. Это он играл так вдохновенно.

   Тонга прислушался.

   Незнакомец пел:

  

   Как кораллы губ твоих надменны,

   Как резка приподнятая бровь.

   Вечным одиночеством вселенной

   Жгут глаза... и холодом снегов

   О, моя неволя!

  

   Как рукам твоим послушны струны,

   Как волшебно гибок дивный стан.

   Как мне быть с тобой, такою юной?

   Что дарить? Какой сплести обман?

   О, мое безумие!

  

   Как любить бессмертную богиню?

   Что ей бросить под ноги, скажи?

   Не спасут подарки дорогие

   Кровью истекающей души.

   О, моя надежда!

  

   Тонга дослушал песню до конца и, хоть был не богат, бросил серебряную монету на платок танцовщицы.

   Не слишком она была красива. Худа, темноволоса, черты лица были резковаты. Но Тонга не испытал разочарования. Девушка - вся - была как лучик солнца в глубоком трюме, как свежий ветер в полосе полного штиля, как слабый, но упрямый росток, уцепившийся за жизнь в полосе прибоя.

  -- Ты не устала? - спросил певец свою подругу.

  -- Нет, - острое лицо осветила улыбка, - твоя песня дала мне силы.

   Это была правда. Тонга и сам после его волшебной музыки воспрянул духом и обрел утраченную, было, смелость и решительность.

  -- Скажи, - тихо спросил он, - какая здесь самая короткая дорога во дворец правителя?

  -- Самая короткая? - певец широко улыбнулся - скажи, добрый человек, что заставило тебя предположить, что я вхож к правителю? Мой богатый наряд или видная должность?

  -- Я просто спросил, - насупился Тонга, уже жалея о своей несдержанности.

  -- Самая короткая! - хмыкнул певец, - в моих родных краях говорят: "Веревка палача - самая короткая дорога к блаженству". Я бы тебе посоветовал что-нибудь украсть. И чем дороже будет украденная вещь, тем быстрее тебя поймают и отведут на суд к правителю... Прости великодушно, но другой дороги во дворец я не знаю.

  -- Господин, - вмешалась девушка, глядя на Тонгу темными, встревоженными глазами, - Я вижу перед тобой два пути. Один наверх, во дворец, другой вниз, к морю.

  -- Мне не нужна дорога к морю, - начал, было, Тонга, но танцовщица перебила его.

  -- Тебе нельзя во дворец. За твоей спиной я вижу смерть. И она уже знает свою дорогу. Если ты выберешь путь наверх, она пойдет следом.

   Тонга знал, что есть люди, видящие незримое. Давно, еще у себя на родине, у него был знакомый колдун. Он лечил людей, разыскивал потерявшихся коров и коз и мог предсказывать погоду... Но девушка, похоже, и впрямь за него испугалась. Он поборол искушение обернуться и покачал головой:

  -- Она уже давно идет за мной следом, куда бы я не свернул.

  -- Будь осторожен, господин, - тихо проговорила танцовщица, - и никому не верь. Тот, кому ты доверишься, предаст тебя еще до рассвета.

  

   Солнце уже садилось, когда Тонга наконец выбрался из лабиринта узких улочек, которые вели куда угодно, только не туда, куда нужно.

   Дорога все время поднималась. С какого-то момента она закончилась и началась лестница, над которой шумели широкие и жесткие листья платанов. Вокруг раскинулись пышные фруктовые сады. Они взбирались все выше в горы, словно обнимая их своими зелеными руками. Изредка в темной пене мелькали крыши дворцов и летних беседок. То там, то тут море листвы прорезали лестницы: крутые и пологие, стершиеся за века и совсем новые. Когда перед усталыми глазами беглеца выросла белая стена, он почти лишился ног от усталости и дышал, как выброшенная на берег рыба - мурена, выпучив круглые бессмысленные глаза и шевеля губами.