Едва ступая по земле, усыпанной опавшей и прогнившей листвой, две тени во мраке ночи бесшумно скользили к середине стойбища. Стоило им подобраться к ханской юрте настолько близко, что смогли бы дотянуться рукой, одна из теней внезапно остановилась.
— Что, если мы совершаем ошибку? — прошептала она.
— Что? — растерялась вторая.
— Гьокче, вдруг все же под его покровительством малышке безопаснее?
— Я не знаю… Но им точно известно, где находится стойбище и в какой юрте искать девочку. Мы можем унести ее туда, где никто не найдет.
— Ты думаешь, он не солгал? Это не ловушка? — Втянув больше воздуха, сомневающаяся тень вскинула голову к небу. — О Ижат, как быть? Где верный путь?
Словно вняв молитвам страждущей, над их головами пронеслась птица, размерами и очертаниями напоминающая сову. Она резко снизилась, схватила маленькую тень, заверещавшую в когтистой лапе, и столь же резво взмыла ввысь.
— Как это понимать?
— Я не знаю. Но долго нам тут находиться нельзя. Кто-нибудь заметит, поднимет тревогу. Идем, Айгуль.
Гьокче мягко проскользнула в ханскую юрту, разрезав плотное войлочное покрывало в единственном уязвимом месте: совсем недавно любимый скакун Алаула раскрошил тут часть решеток копытом. Будь то воля случая или повеление самого Ижата, иной возможности забрать маленькую дочь хана могло и не представиться.
Оставаясь снаружи и озираясь, Айгуль пребывала в крайнем нервном возбуждении и постоянно теребила то волосы, то одежду. Когда послышался тихий шорох ткани, она уже находилась в высшей степени исступления. Из разреза показался сверток, и стоило женщине взглянуть на него, как ее сердце разогналось быстрее лихого коня. Робко подняв ребенка на руки, Айгуль всмотрелась в полускрытое одеяльцем личико и едва не разрыдалась, рискуя привлечь ненужное внимание.
— Гьокче? — в юрте послышался хриплый голос Алаула, который, очевидно, лишь мгновение назад пробудился ото сна. — Ты что тут делаешь?
Сердце Айгуль пропустило удар, а от лица отхлынула кровь. Ее бросило в холод, не имеющий ничего общего с зябким ветром и надвигающимся дождем. Она молилась всем: богине Ойлихе, богу Ижату, их сыну, великому Йыл-Йанашу, и даже первым человеческим порождениям Аухатши, чтобы Великий хан не заметил пропажу.
— Прости, Великий хан! — Последовал тихий шорох, судя по которому девица в юрте припала к ногам властителя.
— Что ты тут делаешь? Отвечай, Гьокче! — Алаул явно терял терпение.
— Я заметила разрез на ткани и испугалась, что в юрту мог кто-то пробраться. К счастью, никого здесь нет, ничего не пропало и маленькая ханкызы мирно спит. Пусть все злодеи знают, что им следует пуститься в бегство, если они причинят вред нашей Йолдыз! — Последнее было сказано нарочито громко и предназначалось Айгуль. — Спи спокойно, Великий. Я уже ухожу.
Гьокче оставалось лишь уповать на то, что послание дойдет до получателя. Дальше продолжать путь вместе будет опасно, ведь она привлекла внимание хана и едва ли сумеет уйти в лес незамеченной.
К счастью, Айгуль все поняла и, крепче прижав девочку к себе, пустилась бежать не разбирая дороги. Ей стоило большого труда глядеть под ноги и не спотыкаться о торчащие из земли колья и корни, не шуршать листьями. Добравшись до леса, Айгуль слегка расслабилась: опершись о ствол ближайшего дерева, она перевела дыхание. Затем подняла глаза и ладонь к небу и, сжав кулак, приложила его ко лбу, а после прикоснулась рукой к груди и опустила голову.
— Великое небо… Не много ли ему чести? — до боли знакомый голос мечом пронзил тишину спящего леса. — Рад тебя видеть, любимая, — улыбнулся мужчина, выходя на тускнеющий лунный свет. — Наконец-то ты здесь.
Его золотистые волосы были единственным светлым пятном в непроглядной тьме, но Айгуль смотрела в его прекрасное лицо — и видела вовсе не его красоту…
— Нет… — вырвалось одно-единственное слово, дрожащее от переходящего все границы отчаяния.
— Я не причиню вам вреда, — любовно пропел мужчина, в чьем голосе обожание мешалось с нескрываемым безумием. — Только отдай мне девочку.
— Ты предал меня, — произнесла Айгуль одними губами и попятилась, надеясь вернуться в стойбище и возвратить ребенка Алаулу.
Ей было уже все равно, что ее поймают, плевать, каким пыткам подвергнут; она прекрасно знала, что даже Досточтимый хан Кайту окажется не в силах ей помочь… Почувствовав прилив сил, Айгуль бросилась наутек, не жалея собственных ног и жадно глотая холодный воздух, пропитанный вездесущей гнилью.