В фан-клубе я была тем самым серым кардиналом, который отвечал за организацию различных движух, но которого по окончанию движухи никто не вспоминал и даже не думал благодарить. Впрочем, я вполне себе получала удовольствие, когда движ проходил без явных факапов, потому что, если какие-то проблемы случались – про меня вспоминали очень быстро. И в непечатных выражениях. Мне было наплевать – я делала это не ради них, а ради команды, за которую мы болели. И ради него. Ради моего кумира.

Когда я увидела Эрика Нильсена первый раз, мне показалось, что я ослепла. Слепота была избирательной – я видела только его, всё прочее расплывалось в цветную кашу. Закрыть глаза не помогало, как не помогает тому, кто взглянул на солнце – образ намертво въедается в сетчатку. Он тогда был ещё совсем молодым парнем, но уже сделал себе имя в футболе, крепко уселся на вершине славы и держался там, не давая никому сдвинуть себя оттуда хоть на сантиметр – потому что путь туда был для него нелёгким, и, в отличие от меня, он обладал тем упорством, которое могло пробивать стены. Именно это так цепляло меня, хотя, разумеется, он был красив. Если бы не был, нашего тесного бандитского кружка бы не существовало. Сейчас он, разумеется, стал старше, но возраст его совсем не портил – первые тонкие морщины, побежавшие к вискам, даже придавали определённый шарм. С античной статуей его сравнить было нельзя – черты лица были некрупные и слегка грубоватые, скорее, тут можно было вспомнить Родена. В сочетании с поистине королевской осанкой это делало его холодным и отстранённым, но улыбка меняла всё, она как раз и зажигала то самое солнце, на которое невозможно смотреть без вреда для здоровья.

Происходил он из Швеции, но основную часть карьеры играл, в основном, в континентальной Европе. Точную причину, почему из европейской команды он перешёл в региональную российскую, мы не знали. Хотя теории, разумеется, строили, но ни одна из них так и не стала основной. Мы знали, что шесть лет назад он получил серьёзную травму, которая надолго выбила его из строя. К тому же, возраст уже был пограничный – не для выхода на поле, играть он мог бы ещё довольно долго, но вот заключать новый долгосрочный контракт уже было выгоднее с кем-то более молодым и не таким дорогостоящим. Нынешняя его команда, впрочем, была богатая. Владельцем был стальной король Новиков, и они могли позволить себе легионеров. В том числе таких, как Нильсен.

Как нормальные фанатки, мы смотрели все матчи, где он выходил на поле, ходили на стадион, если была возможность, следили за всеми интервью, читали все публикации, включая откровенно жёлтые, и вешали плакаты с его светлым образом на стены своих спален. А как ненормальные – планировали похищение. Сначала это были просто смехуёчки, довольно быстро переросшие в сугубо теоретические рассуждения, но, в конце концов, уже через полгода скелет идеи оброс мясом и даже жирком дополнительных знаний, в том числе и из пособий по криминалистике, и превратился в хороший рабочий план, очень подробный и сводящий к минимуму вероятность попасться. И в составлении этого плана я играла одну из первых скрипок – дала о себе знать моя профдеформация, и ответ на вопрос “как?” я искала особенно тщательно. Но, если честно, мы все были хороши, и недостатка идей у нас не наблюдалось – только отбирай наиболее удачные.

Я не очень легко схожусь с людьми, поэтому то, что у нас в рамках фан-клуба сложилась такая компания, я ценила. Мы на общем фоне даже фриками не выглядели. Если поискать, в Питере окажется довольно много любителей футбола, которые болеют не за "Зенит". Несмотря на страшные легенды о зенитовских ультрас, это довольно безопасное занятие, если не лезть на рожон и не ломиться на фанатский вираж, полностью экипированным в символику другой команды. До старости дожить можно. А учитывая население города, компанию себе могут найти даже любители разводить бобров в неволе.

На этой-то почве мы и стали подругами. Я сейчас не про бобров, если что.