Новый план был такой: девчонки уезжают в аэропорт как можно быстрее и улетают домой первым же рейсом, на который удастся сесть – даже если лететь придётся с пересадками, а мне предстоит освободить узника и тоже убираться оттуда кружным путем через соседний город, постаравшись раствориться в толпе до того, как похищенный найдёт ближайший полицейский участок. План был плохой, но придумать что-то получше нам мешала паника и отсутствие времени. Фраза из чата "За ночь с ним я готова и отсидеть" превращалась в реальности в "Отсидеть просто так". Причем именно что мне, ведь именно я засвечусь перед нашей жертвой по полной.

Мы рассматривали вариант позвонить в полицию с какого-нибудь нейтрального телефона и сообщить о нём, но для этого сначала требовалось убраться оттуда подальше и найти этот самый телефон, и всё это время ему предстояло лежать связанным, без еды и воды. При мысли об этом у меня начинало сжиматься сердце. Нет. Это перебор, слишком жестоко. Вот и решили, что освобождать надо самим, с чётко осознаваемым риском подставить одну из нас. Впрочем, мы подставлялись в любом случае.

Почему выбрали меня? Отчасти потому, что как раз я в припадке запоздалого раскаяния громче всех орала, что оставить человека в таком состоянии будет несколько неблагородно, ну девчонки и решили, что кто ж мне запретит. Но был и чисто утилитарный довод. Дело в том, что описать мою внешность – значит описать примерно 80% женского населения страны моего возраста, да и с возрастом можно не попасть лет на 10 в обе стороны. Я, скажем так, среднестатистическая. Среднего роста, среднего сложения. Цвет глаз и волос тоже самый распространённый, ни одной особой приметы не торчит из-под одежды, одежда – как у всех, а украшений я не ношу. Взгляду на мне просто не за что зацепиться, и моё лицо назавтра, как правило, забывают. Я не буду врать, что мне никогда не хотелось быть красавицей – хотелось, иногда прямо очень, особенно глядя на тех девушек, с которыми наш кумир выходил в свет, но плюсы моей внешности перевешивали – меня никто и нигде не замечал, пока я не подам голос. Идеальное лицо в толпе, и к тому же это было очень полезно на работе, где, пытаясь навесить на кого-то новых обязанностей, обо мне вспоминали в последнюю очередь. В отличие от остальных, у меня был хотя бы мизерный шанс.

Я машинально вытерла вспотевшую ладонь о стопку мужской одежды, лежащую у меня на коленях. Я купила эти шмотки на ближайшем рынке, пока девчонки паковали вещи. Одежда, в которой он вышел на пробежку, немного пострадала при… При краже. И в прежний вид её вернуть было уже невозможно – дорогой комплект беговой одежды, подобранный, чёрт побери, в цвет кроссовок, был испачкан землёй, травой и порван в нескольких местах. Парень не собирался отдавать свою свободу за бесценок, и мы это оценили в полной мере. Выйти на улицу в том виде, в каком мы его выгрузили прямо на пол в большой комнате, было бы чересчур даже для этого города, поэтому мой кошелёк похудел, а потраченная сумма царапнула меня в самое сердечко.

Ему идёт чёрный цвет, думала я, рассматривая ассортимент, предложенный мне совсем юной девчонкой, очевидно, подрабатывающей у кого-то из родни на каникулах. На чёрном фоне его северная, не слишком контрастная красота выделялась особенно ярко, а глаза становились синими-синими, особенно, если уже успевал прилипнуть хоть какой-то загар.

– Ребёнку? – выдернул меня из сладких грёз голос продавщицы.

– Что? – не поняла я.

– Ребёнку смотрите? Тогда лучше цветное возьмите. Или с рисунком, чёрное сейчас не модно.

Ах, ну да, подумала я, через неделю же всем детишкам в школу, и их родительницы носятся сейчас, как белки в колесе, обновляя гардероб выросшим за лето отпрыскам. Нет, милая, наш мальчик покрупнее. И на задушевные разговоры меня в тот момент совершенно не тянуло.