Но и это – формально. Евреев в Европе нынешней нет, потому что нет им здесь места. Скоро не станет и тех «виртуальных», как бы существующих, которых упомянул я выше. Чувствующие себя евреями уедут в Израиль или, возможно, в Америку. Остальные станут немцами, французами, итальянцами.
Или никем. Просто смутной памятью для соседей.
Как это случилось с некогда процветавшей еврейской общиной чешского города Горжовице. Сегодня в туристских путеводителях говорится, что ныне в Горжовице нет никаких следов многовекового еврейского присутствия. И то, что евреи здесь жили, можно установить лишь по еврейским фамилиям, которые еще существуют и которые происходят от названия города: Горвиц, Гурвиц, Гуревич, Гурвич, и так далее.
И это, на первый взгляд, кажется тем более странным, что ведь почти вся культура Европы, ее живопись, литература, философия, даже музыка! – на самом деле, более или менее удачный, более или менее подробный, более или менее парадоксальный, но – комментарий к еврейским текстам. Ну, да, эпоха Ренессанса открыла античный мир, с его культом нагого тела и физической красоты. Но всё остальное? Что останется (осталось бы) от всего европейского искусства, убери кто-нибудь еврейскую основу? Моисееву Священную историю? Притчи Соломоновы? Суждения Иисуса, сына Барухова? Песнь Песней?
А даже и не признанный евреями Новый Завет? Который тоже зиждется на еврейском Святом Писании, пониженном формально до статуса «Ветхого»?
И вовсе не новый антисемитизм, принесенный «паломниками с Востока», проще говоря – мигрантами из исламского мира, тому причиной. Ах, если бы…
Но – нет, не они виновники. Они – это свежее пиво на вчерашние дрожжи, как говорили мы когда-то, в студенческие времена, после дружеских попоек. Антисемитизм, привнесенный нынче мигрантами, – это привычное легкое, приятно возбуждающее головокружение от крохотной порции спиртного, принятой страдающим с похмелья алкоголиком. Но не будь вчерашних возлияний, не было бы и особой беды от сегодняшней рюмки.
Так что чувство странности от длинного, тысячелетнего романа европейцев, гордых своей высокой культуры, и исчезающих евреев, давших этой культуре краеугольный камень, и само странно. Вот такая тавтология: странное чувство странности. Но – читающий далее поймет.
Чувства не так легко разложить, ничуть не легче, чем было когда-то пушкинскому Сальери поверить алгеброй гармонию. В то же время, чувство – оно гораздо реже обманывает, чем логические, рациональные построения. Алгеброй, на самом деле, гармонию не поверишь. Наоборот – запросто. Любой математик вам скажет: если формула красива, она, скорее всего, верна. U = IR, F = ma и так далее. Ведь красиво! Изящно!
Но я отвлекся.
Впервые я испытал странное чувство всеевропейской кладбищенской тоски, когда впервые же приехал в Германию. Потом оно повторилось – во Франции, в Италии, Испании…
Я давно был влюблен в творчество немецких романтиков, зачитывался Уландом и Бюргером, обожал сказки, собранные братьями Гримм и Людвигом Бехштейном. И, конечно же, Шиллер и Гёте, «Разбойники» и «Фауст» – я мог цитировать все это и в переводах, и в оригинале. Еще в восьмом классе я старательно переписал в тетрадку «Пролог на небесах» из «Фауста», потому что не было у меня своей книги о великом ученом, заключившем договор с дьяволом.
Я даже пытался переводить рассказы Гофмана и баллады Шамиссо. И если первого я, в конце концов, оставил в покое, то Шамиссо сопровождал меня вплоть до недавнего времени, когда я все-таки перевел его «Ночную прогулку». Ту самую, которую миллионы моих бывших и нынешних сограждан знают как русскую народную песню «Окрасился месяц багрянцем…», на самом деле переведенную с немецкого языка на русский Дмитрием Минаевым и положенную на музыку композитором Яковом Пригожим. Мне хотелось почувствовать душу великого немецкого романтика, а лучше всего это выходит, когда перелагаешь его произведение на родной язык: