Словом, никакой предвзятости по отношению к Германии я не испытывал. Как-то так получалось, что немцы, в культуру которых я был влюблен, и немцы, лишившие меня шестнадцати родственников в годы войны, существовали в моем восприятии раздельно, словно бы в двух несмежных комнатах. Возможно, даже в разных домах.

Первым немецким городом, в котором я оказался, стал Нюрнберг.

И опять – первыми в моей памяти всплыли отнюдь не расовые антиеврейские «Нюрнбергские законы» и не знаменитый Нюрнбергский процесс. Нет, я почему-то вспомнил о знаменитых нюрнбергских часах, которые некогда, в краеведческом музее, восхитили меня настолько, что я написал о них, об этих «Нюрнбергских яйцах», как их называли за соответствующую форму, коротенькое стихотворение:

Я ходил по улицам, мощенным аккуратными камнями. Мне казалось даже, что камни мостовых были отполированы не многочисленными поколениями немцев, а особо добросовестными строителями, которые тщательно готовили каждый камешек, шлифовали то ли вручную, то ли на станке. И лишь потом, подготовив его таким вот образом, укладывали камешек на заранее подготовленное место.

Конечно, на самом деле все это делалось не так. И мостовые отполированы были не шлифовальным станком, а временем. Но все равно – мостовые были прекрасны. Они буквально сверкали на солнце, сияли, словно были не каменными, а металлическими, почти зеркальными.

Во всяком случае, некоторые из них.

Вот на некоторые камни мостовой я обратил внимание помимо собственного желания.

А они оказались вовсе не камнями, а странными латунными табличками, квадратными, с закругленными уголками и какой-то гравировкой.

И я наклонился над первой попавшейся на глаза такой латунной табличкой. Если бы я не сделал это, возможно, чувство, о котором идет речь, не появилось бы. Нет, появилось бы, но – позже.

Но я наклонился.

И узнал, что «из этого дома Давид Тенненбаум, р. в 1896 году, Мирьям Тенненбаум, р. в 1905 году, Сарра Тенненбаум, р. в 1921 году, и Михаэль Тенненбаум, р. в 1940 году, ранее проживавшие здесь, были депортированы в Аушвитц, в 1942 году».

Я выпрямился. Был чудесный сентябрьский день. Небо – «берлинская лазурь» (прошу прощения за двусмысленность образа). Солнце – не жгучее, а ласковое, нежное. Но…

Яркости этому осеннему дню добавляло то, что солнечные лучи отражались от великого множества вмурованных в мостовую латунных табличек. Бежали в разные стороны солнечные зайчики – столь же эфемерные, как память о тех, чьи имена старательно выгравировали на латуни.

Тогда-то я впервые подумал: «Кладбище».

Никого не осталось.

Только таблички с именами.

В сентябре 1924 года некий писатель поставил последнюю точку в рукописи первой части книги, сыгравшей совершенно уникальную роль в истории XX века. Книга называлась «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости».

Имя автора – Адольф Гитлер.

Он писал свою книгу в тюрьме Ландсберга, где отбывал срок за попытку государственного переворота – мюнхенский «пивной путч». Некоторые историки полагают, что не последнюю роль в решении написать книгу сыграло авторское тщеславие: к тому моменту некоторые соратники Гитлера, например Геббельс, Федер, Розенберг, уже выступили с книгами или статьями. Пора было и лидеру партии продемонстрировать писательские и публицистические способности. Книгу свою Гитлер в основном диктовал – Рудольфу Гессу и Эмилю Морису.

Первоначальное название было отвергнуто издателем, и книга вышла в свет как «Моя борьба» («Mein Kampf»). Она имела громадный успех и оказалась весьма прибыльной. К 1932 году были проданы более пяти миллионов экземпляров, в том числе – на одиннадцати иностранных языках.

Когда после войны стали известны ужасающие подробности внутренней жизни Третьего рейха, многие немцы в один голос твердили: «Мы же ничего не знали! Кто мог предполагать такое?» На что один из американских представителей на Нюрнбергском процессе вполне резонно заметил: «В каждом доме лежал экземпляр книги “Майн кампф”. Чтобы понять, к чему идет нацизм, достаточно было всего лишь прочитать несколько страниц».

Резонно-то резонно, но, как говорится, «есть нюанс». Очень непроста эта книга, очень.

В Советском Союзе о «библии национал-социализма» писали редко и неохотно. Из немногих коротких замечаний можно было сделать вывод, что «Майн кампф» представляла собой творение бездарного сочинителя, напыщенного и самовлюбленного, ограниченного и не блещущего интеллектом. И вообще – все в этой книге было рассчитано на невзыскательный вкус некультурного и необразованного обывателя. Тезис о том, что главной базой нацизма были носители мелкобуржуазной психологии – лавочники (мещане, обыватели), пользовался в СССР большой популярностью, и не только в официальных кругах. Мещанство, конформизм – вот он, резерв нацизма, резерв тоталитаризма. Ну а какая книга может привлечь обывателя? Разумеется, примитивная донельзя.