Сивцев встал и пошел.

Он протянул руку над пламенем. Смотрел, как лопается ткань и съеживается, чернеет вата. Падающими звездами вспыхивают и сгорают волоски на коже. Потом сунул кисть в снег. Пш-ш-ш. Боли он не чувствовал.

Сивцев побултыхал фляжку, прислушался. Глоток, может два. Ничего. Этого хватит. Потом встал и пошел вперед. Туда, где продолжал сражаться бортовой номер 118. Сивцев хотел в это верить. Надо просто дать ему немного воды. «И все будет хорошо. Я знаю».

2. Ошибка резидента

От вонючего папиросного дыма саднило в горле.

- Ты чего эту махру куришь? - брезгливо сказал Николаев, помахал ладонью. – На, мои что ль возьми.

Он бросил Михееву пачку «Казбека». Горец на фоне двуглавой снежной вершины. Говорят, эту картину для пачки Сам одобрил – поэтому их курили все в управлении. Папиросы первого класса.

- Верну, - пообещал Михеев. Николаев только отмахнулся.

Михеев закурил папиросину, втянул в легкие теплый дым. Легкая кислинка на языке. Совсем другое дело. Даже головная боль на мгновение отступила. Он налил воды из графина и выпил. И еще налил…

- Что на этот раз? Проигрался или проспорил? – спросил Николаев. Он уже привык к выходкам товарища. Это повторялось раз в два-три месяца. Страшный загул и безденежье.

- Отдал пионерам.

Николаев заржал. Решил, что это шутка. «Идиот», подумал Михеев равнодушно.

- Паша, веди следующего, - сказал Михеев. Он действительно отдал все свое денежное довольствие в детский дом. Напился вчера и вдруг обнаружил себя у чугунного забора. За решеткой в снегу стояли дети с потерянными глазами. Он тогда выругался и потянул из нагрудного кармана гимнастерки пачку купюр. И шатаясь, пошел к крыльцу. «Детский дом номер…» Михеев потер лоб. Какой номер-то был? Он смутно помнил, как уговаривал заведующего взять деньги. На детей. И как шел потом, а на душе было легко.

— Вот он, красавец, - Николаев втолкнул в допросную следующего арестанта. Тощий, среднего роста, с короткой бородкой.

Глаза у него были печальные. Светлые, как на иконе. Исусик, блин.

«Интель», подумал Михеев. Ну, этого мы быстро. Хотя по его опыту, как раз такие тихие ломались тяжелее всего.

- Откуда этот? – спросил он у Николаева.

- Воспитатель детского дома. Статья: вредительство. Фамилия… ээ… - Николаев хлопнул на стол тонкую папку, прищурился, разбирая надпись химическим карандашом.

Михеев отмахнулся. Неважно.

- Дом особого режима, - сказал Пашка тихо. Он открыл папку и присвистнул.

- Особого? – не понял Михеев.

- Для детей врагов народа, - негромко подсказал "интель". – Как вы их называете.

Михеев замер. Медленно приблизился к арестованному, посмотрел в глаза.

- Воруют там, - негромко сказал "интель". - Вы бы разобрались… Вас же для этого народ сюда поставил.

Михеев сжал зубы. Николаев засмеялся, поднял трубку телефона. Нажал несколько раз на рычаг.

- Нас сюда народ и партия поставили, чтобы мы врагов народа ловили. А ворами есть кому заняться и без нас, - он хмыкнул и заговорил в трубку: - Дежурный, соедини с Волковым. Выехал? Какой, говоришь, номер детдома?… Ага, тут у меня один сидит оттуда. Уже проверили? И что?..

Николаев выслушал и молча положил трубку. Михаил поднял на него взгляд – сослуживец был необычно тихим.

- Что там?

- Пропали.

- Кто… пропал?

- Дети. Воспитатели. Никого нет. А в подсобках и на квартире заведующего – склад теплых детских вещей и жратва казенная мешками. Представляешь, какие гниды? У детей воровали.

- И ваши деньги тоже украли, - сказал «интель». Михеев вздрогнул. - Заведующий на них уже дачу строит. Это он на меня написал, чтобы я не выеживался… Я же знаю, я ему мешал. Я всем мешаю.

- Какие еще деньги? – спросил Михеев вполголоса, чувствуя, как стекленеет от ярости.

- Знаете, раньше люди ходили в церковь грехи откупать, а теперь в детдом, - сказал «интель» уклончиво. Михеев прищурился. – Отдашь на сирот, и вроде как грехи списались… Только ведь неправда это.

- Что там случилось? Где дети?! – заорал вдруг Николаев.

- Я их пожалел, - сказал "интель". - Это была моя ошибка. Нельзя поддаваться чувствам, понимаете? Хотя вы лучше меня дол…

- Пожалел? Как?!

- Я их съел, - сказал "интель". Поднял на Михеева печальные близорукие глаза и улыбнулся. У него по затылку пробежал холодок.

- Ты, сука... Шутишь так, что ли?