«Интель» покачал головой: нет.

- Всех их съел. Они были такие маленькие и несчастные. И так хотели к маме. Я сделал их счастливыми. Больше им не о чем беспокоиться.

Михеев покачнулся. Усилием воли заставил себя выпрямиться. Голова раскалывалась.

- Где они?

- Здесь, - «интель» похлопал себя по тощему животу. Михеев сжал кулаки, жестко ступая на пятки, приблизился к «интелю».

- Кто ты такой?! Убью... - он в последний момент остановил удар, ослабил, а то убил бы "интеля". Но того все равно размазало по стене.

Михеев заорал:

- Агент какой разведки?! Английской? Французской? Японской? Монгольской?! Давай, сука, рассказывай! Ты у меня сейчас добровольное признание напишешь! Не захотел быть вредителем, будешь шпионом!

"Интель" поднял голову. Лицо у него было залито кровью. И вдруг улыбнулся. Криво и жутковато — похоже, Михеев все-таки сломал ему челюсть.

Михеев дернул щекой.

- Че ты лыбишься, урод?!

- Тараканьей разведки, - сказал «интель» удивительно внятно, несмотря на сломанную челюсть.

- Какой-какой? - Михеев помедлил.

- Тараканьей.

«Ну, все». Таракан, таракан, тараканище… Издевается, урод.

- Паша, подержи его.

В этот раз Михеев не сдерживался. Удар был страшный. Хрустнуло. «Интель» отлетел в угол и замер бесформенной массой.

- Пошли пообедаем, - сказал Михеев. Даже головная боль наконец отступила.

Николаев кивнул, открыл рот – и застыл, глядя на что-то за спиной Михеева. Тот резко обернулся.

В углу зашевелилось и взглянуло на него чудовище. Всеми восемнадцатью печальными интеллигентными глазами. И расправило огромные тараканьи лапы…

3. Волчанка

- Волки их не любят, - говорит Жебров и кивает в сторону иллюминатора. - Вон, смотри.

Я знаю, что там увижу, но все равно послушно приникаю к холодному стеклу. От вертолетного зуда ноют зубы. Ненавижу холод. Ненавижу летать. Но это моя работа.

В заледеневшем иллюминаторе я вижу белое поле. Мы пролетаем над руслом реки, змеящейся к северу. Черные леса, выгоревшие проплешины в белом поле. Это один из притоков Лены.

- Что там? - спрашивает в ушах голос Жеброва. Я прижимаю наушники плотнее, левый опять барахлит.

- Что?!

- Видишь их?

Я вглядываюсь в белизну до боли в глазах.

- Нет.

- А сейчас? - у меня замирает в животе. Ми-8 плавно разворачивается, на миг я вижу серую пелену неба. Снова белое поле. Да никого здесь нет, думаю я… стоп.

- Вижу! - кричу я в микрофон. - Есть! Вот они, на два часа.

Черные точки внизу движутся. Это волки. Куда они бегут?

Шшшш. Шшш.

- Понял, - говорит голос Жеброва справа. Он доворачивает рукоять… Вертолет заваливается налево и вниз.

- Цветок, цветок, я настурция, - бубнит голос Жеброва. - Вижу гнездо. Как слышите? Даю координаты… Квадрат…

- Слышу тебя, настурция. Повторите направление. Шшш.... повторите...

Я прижимаюсь лбом к стеклу. Вибрация от лопастей через весь дюралевый корпус Ми-8 идет мне прямо в голову. Ледяная игла вонзается в середину лба.

В короткой белой вспышке я вижу, как волки бегут, загребая мощными лапами снег. Впереди бегут три волка, которых не жалко. Разведка боем. Они первыми добегут до «воронки» -- и первыми погибнут. Потому что волки не отступают.

Никто не знает, почему волки чуют «воронки». Волчки. «Осиные гнезда». Может, что-то родственное. Может, наоборот, совершенно чужое. Но собаки для этого не годятся, это мы уже знаем.

Я смотрю, как красиво и мощно бегут волки. Жебров вызывает звено Ми-24, которые отутюжат этот кусок леса — вместе с волчками и волками, не разбираясь, к чертовой матери. Накроют все залпом реактивных снарядов. Выжгут гектар-другой тайги вместе со всем живым. Летом было бы хуже. Посреди зимы пожара бояться нечего. Главное, уничтожить «осиные гнезда» до того, как они доберутся до какого-нибудь села или города. Я видел, что в таких случаях бывает…

Ненавижу чужаков.

Волчанка – редкая болезнь, когда твои собственные защитные клетки не могут разобрать, кто их враг. И бьют и своих, и чужих. Как мы. Волки находят «гнезда», мы находим волков. А потом убиваем их. Всех.

Убивать своих – это моя работа.

Ненавижу свою работу.

4. Белое море

Рыбина занимала полнеба. Фролов помедлил, затем решительно повернул ручку, с усилием надавил.

Со звуком, похожим на выстрел, дверь ЗИМа открылась.

В лицо Фролову ударил ледяной столб воздуха, на мгновение он задохнулся. В груди заболело. Фролов трудно дышал — словно внутри его груди проложена тонкая медная трубочка, по которой идет воздух. Мало и толком не хватает. Фролов прикрыл лицо воротником полушубка, каракулевым, шагнул вперед. С трудом втянул воздух через трубочку. А в ней крошечные дырочки, подумал Фролов невольно. «Свии, свии». И сил выдохнуть не хватает. Кажется, бронхита избежать не удалось, подумал он в сердцах.