Иду до тех пор, пока мир снова не начинает расплываться.

***

— Хватит, — сказал Кондор. — Пора возвращаться.

Я решила послушаться его и вернулась — очнулась, хватая ртом воздух, словно только что решила испытать себя и задержать дыхание так долго, как могу.

Зеркало было все таким же сияющим и равнодушным, и ничего, кажется, не изменилось.

Только я почему-то плакала.

И еще стало темнее, самую малость, потому что там, над нами, за стеклом собирались тяжелые тучи, обещающие снегопад.

Моя кровь осталась на зеркале — красное пятно, портящее его совершенную чистоту. Я уставилась на глубокий порез, рассекающий ладонь посередине, и подумала, что из всех вещей, которые я сейчас сделала, порезать себя было самой простой задачей. Шрам, наверное, останется, но так даже интереснее.

— Не останется.

Кондор схватил меня за запястье и осторожно расправил раненую ладонь. Его пальцы прошлись вдоль пореза — было щекотно и тепло. Кровь исчезала, рана затягивалась, я удивленно смотрела, как срастаются ее края, и не чувствовала ни страха, ни отвращения.

Но взгляд в итоге отвела — куда-то в сторону и вниз.

— Если честно, — сказала я, удивляясь тому, что слышу свой голос, и он даже звучит не слишком хрипло, не срывается на плаксивые причитания, — я бы предпочла этого не делать.

— Чего не делать? — Кондор закончил с моей рукой и смахнул с нее засохшую кровь.

— Не смотреть.

— Увидела что-то не то?

Он все еще стоял близко, так близко, что если я упаду, успеет подхватить.

А на мне все еще был его сюртук. Или как оно называется?

Я кивнула, стирая ладонью слезы со щек, а потом поняла, что не могу больше играть в стойкого и смелого бойца, которому все нипочем. Я села прямо на каменную ступеньку, совсем забыв, что вокруг зима и пол холодный, и сжалась, стараясь не дышать, чтобы не разрыдаться. «Сейчас пройдет, — думала я, — всегда проходит».

К сожалению, не прошло, и я спрятала лицо в ладонях.

Когда Кондор со вздохом сел со мной рядом и слегка приобнял за плечи, я совсем перестала дышать. Это было последнее, что я сейчас ожидала.

— Мне очень жаль, — сказал он. Тепла в его голосе было не больше, чем раньше, но, кажется, он не спешил осуждать меня или напоминать, что я сама обо всем попросила. — Я не знаю, что ты видела и что именно из этого тебя расстроило, но мне очень жаль, что так получилось. — Маг как-то неловко погладил меня по голове, когда я, не выдержав, все-таки хлюпнула носом. — Ай-й, и я тоже тот еще болван, конечно!

Почему именно он болван — этого волшебник решил не говорить.

Это прозвучало как-то иначе. Не как все остальное. Растерянно. Со странной, не злой досадой на самого себя. Я, честно говоря, думала, что Кондор как следует меня встряхнет и заставит успокоиться, напомнив, что господин маг здесь не в роли моей мамочки… В общем-то, он совсем не обязан вытирать мне слезы.

Но судя по белому носовому платку, который мне протянули, когда я выпрямилась, выползая из своей раковины, именно этим он и намеревался заняться. Ну, как умел.

— С-с-спасибо, — едва не заикаясь, сказала я, сжимая платок в руке.

— Не за что, милая. — Маг снова вздохнул и попытался мне улыбнуться. — Не могу сказать, что я мастер в том, чтобы справляться с потоком женских слез, но, боюсь, именно сейчас у меня нет выбора.

— Прости, я… — начала было я, используя платок по назначению, то есть стирая им слезы, текущие по щекам и подбородку.

— За что мне тебя прощать, Мари? — совершенно искренне удивился Кондор. — Ты не сделала ничего дурного. Думаю, у тебя есть весьма понятный повод для печали. — он кривовато ухмыльнулся, отводя взгляд в сторону. — Я, признаюсь, совершенно не представляю, что с тобой сейчас делать.

— Я тоже, — сказала я. — Не знаю, что теперь с собой делать.

— Вот видишь. — Кондор улыбнулся добрее. — У нас, оказывается, общая беда. И у меня есть предложение.

— М? — всхлипнула я.

Кондор встал со ступеньки и осторожно дотронулся до моего плеча, будто пытался разбудить. Я подняла голову, щурясь на него. Больше всего сейчас хотела оказаться у себя в комнате и спрятаться под одеялом.