– Ты сумасшедшая, – выплёвывает он, морщась от ощущения её языка на своей щеке.

– А ты милый, малыш Кацуки, – радостно хихикает она в ответ, а затем неожиданно для Кацуки быстро чмокает его в уголок губ. – Так и хочется тебя съесть.

И не давая ему опомниться, крепко сжимает его подбородок пальцами и впивается в его губы поцелуем. Её острые резцы тут же царапают тонкую кожу, пуская кровь, а проворный язык слизывает каждую каплю. Тогу не останавливают ни его сжатые зубы, ни попытки укусить в ответ – она лишь довольно мычит и усиливает хватку на его лице.

Кацуки задыхается – тонет в секундном отчаянье – он беспомощен, совсем не способен силой вырваться из плена чокнутой девки, жаждущей высосать его до последней капли крови. Никто не придёт за ним. Никто не спасёт в последний момент, потому что этого самого момента не будет. Тога расправится с ним здесь и сейчас так быстро, что он сам едва успеет заметить. Как выжить без причуды, когда враг так близко, что можно почувствовать жар его тела на своём?

– Будь чуть сговорчивей, малыш Кацуки, – почти даже нежно выдыхает ему в губы Тога. – Тебе понравится, обещаю.

Она немного отстраняется, а следом в полумраке сверкает острие складного ножа. Одним движением оно разрезает плотный материал геройского костюма, оголяя ещё больше кожи, которую можно исполосовать так же, как до этого лицо.

Кацуки сглатывает – ход и скорость событий ему не нравятся. Если он не придумает хоть что-то, то не видать ему свободы и своего целого тела.

– Не смей, – рычит он и дёргает ногами в попытке скинуть Тогу со своих коленей.

Но вместо того, чтобы упасть, она лишь сильнее вцепляется в него, придавливая уже там, где не следует. Даже через толстую ткань геройских брюк Кацуки отчётливо ощущает жар от прижатой к его члену промежности. И ему совсем не нравится то, что он чувствует, когда Тога начинает на нём ёрзать.

– Не бойся, я лишь немного с тобой поиграю.

Продолжая об него тереться, Тога рывком раздирает костюм до точки, где их тела соприкасаются, а после ныряет правой ладонью вниз. Её холодные пальцы забираются под резинку трусов и крепко смыкаются вокруг члена.

Кацуки вздрагивает – пытается вырваться, но хватка Тоги лишь усиливается. Левой рукой она опять вцепляется ему в подбородок, а после целует. Яростно, настойчиво – так, будто ещё немного и высосет из него всю душу. Её зубы вновь и вновь оставляют кровавые следы на его губах, а язык зализывает эти раны.

Осознание приходит не сразу – оно медленно растекается по телу, а когда становится уже слишком поздно, Кацуки понимает, что втянулся. Что отвечает на эти грубые, животные поцелуи с не меньшим напором и жестокостью, что член его налился силой и рвётся из тесной хватки одежды и ладони Тоги. Что разум его полностью под властью неконтролируемой агрессии, которую он так тщательно прятал внутри последние годы.

– Умница, малыш Кацуки, – отстранившись, хвалит его Тога. – Покажи мне себя настоящего.

Кривая ухмылка бесит – хочется стереть её с лица этой чокнутой девки, но руки и ноги всё ещё связаны, так что остаётся лишь злобно смотреть и ждать её следующего шага. Хоть жажда внутри и требует совсем иного – ей нужны действия.

Тога отодвигается и так же быстро, как в прошлый раз, расправляется ножом с остатками костюма и нижним бельём. Кацуки чувствует себя вспоротым – будто разрезали не одежду, а его самого, выпустили все его внутренности наружу. Ощущение это пропадает так же быстро, как появляется, стоит Тоге опуститься на его член до самого основания.

Рваный выдох звенит у Кацуки в ушах. На секунду в голове становится так пусто, что он готов даже поклясться, что на этот миг будто бы умер. Но он жив. И чувствует, что Тога, трахая себя его членом, делает это слишком медленно и мягко.

Она, видимо, думает так же.

Прижимаясь к нему грудью, она кусает – целует – его губы, хнычет, будто в бреду, как ей мало, очень мало его внутри. Её ногти так сильно впиваются в плечи, что Кацуки уже готов взвыть, но вместо этого жадно кусает Тогу в ответ, возвращая ей боль.

Мысль, что прямо сейчас у него есть шанс на побег, появляется неожиданно – в тот самый момент, когда он понимает, что взгляд разгоряченной Тоги больше не холоден – он затуманен страстью настолько, что ничего, кроме их сплетенных тел, её больше не интересует.