Мой взгляд задержался на желтом ломтике сыра конте, и я невольно подумала о Париже. Мне вспомнилось, какой я испытала восторг, когда впервые прилетела в этот город, с какой радостью часами гуляла по улицам и чувствовала себя заряженной энергией и страстью, как это может быть только во Франции.

– Элла, ответь мне, – настаивала мама.

И – возможно, от недостатка сна, или, может, из-за новообретенного чувства свободы, порожденного страхом, или просто обезвоженный мозг пытался функционировать логично после обилия вина и слез – внезапно у меня родилась идея.

– Я решила, что уеду на какое-то время, – ответила я.

– О, чуточку отдыха тебе пойдет на пользу, и ты сможешь яснее взглянуть на вещи.

– Мне надо освободить квартиру Пола к следующим выходным, поэтому я начну упаковывать шмотки и попрошу на работе неоплачиваемый отпуск. Вообще-то, думаю, мне лучше уехать из Мельбурна.

– Да? – удивилась она. – Куда ты собралась? И надолго?

Я давным-давно не упаковывала свои пожитки и не прыгала в самолет, подчиняясь мимолетной прихоти, и во мне уже шевелился восторг и проступали детали моего плана. Пол не единственный из нас двоих, кто мог мгновенно исчезнуть.

– Я уеду на год во Францию. Я буду жить в Париже.

– На год! Но что ты будешь там делать?

– Я буду пить вино, есть сыр и ходить по галереям. Сейчас там лето. Может, я проеду по провинции, найду работу…

– Тебе не нужно ехать во Францию, чтобы пить вино и есть сыр; это смешно. Не разумнее ли остаться дома?

– В чем дело, ма? Я буду здесь жить, когда вернусь.

– Элла, ты ведь говорила мне, что покончила со всеми своими прыжками с континента на континент. Не пора ли тебе угомониться? Ты уже не девочка. Попробуй получить повышение на работе, попробуй… – Она не договорила. Я поняла, что она хотела снова упомянуть Пола.

– Ма, я попробую найти там работу. И не беспокойся; все будет нормально.

И тут впервые после предательства Пола я почувствовала, что у меня действительно все может исправиться. Как сказала мне мама, я вела себя совершенно неразумно; волны свободы и адреналина снова бушевали в моем теле. Мне опять хотелось жить так, как мне нравится.

И разве я найду более подходящее место для этого, чем Париж?

Вскоре после моего заявления мы закончили разговор. Мама была огорчена и почти не сомневалась, что я просто сошла с ума от стресса после разрыва с Полом, а я почти не сомневалась, что переезд в Париж – лучшее решение, какое я приняла впервые за долгое время.

Я схватила свой список предстоящих дел, разорвала его на мелкие клочки и начала новый: купить коробки и упаковать шмотки, перевезти их к маме в гараж, уйти с работы, получить годовую Working Holiday Visa (WHV) для временной работы во Франции, собрать рюкзак, купить билет в Париж, УЕХАТЬ! Это казалось посильным, реальным, прикольным и восхитительным. И хотя у меня не было больших сбережений, зато благодаря частым перелетам накопились полетные мили, и они помогут мне добраться до Парижа. Еще у меня были отложены деньги – в основном по настоянию Пола я переводила проценты с каждой зарплаты на сберегательный счет. Так что это позволит мне продержаться хотя бы несколько месяцев. Мне не хотелось заглядывать дальше; прямо сейчас меня устраивало неопределенное будущее.

Через пару часов и после множества чашек чая с шоколадным печеньем на меня напала тревога. Я позвонила Билли, чтобы рассказать ей про свой план и спросить ее мнение, не глупость ли я задумала.

Если у нее и были какие-то сомнения насчет моего отъезда во Францию, она не подала вида. Казалось, она действительно пришла в восторг и не смогла сдержать эмоций. «Отъезд за границу станет идеальным антидотом после разрыва с Полом», – сказала она и не сомневалась, что этот год будет лучшим в моей жизни. Ее уверенность добавила мне решимости и зарядила энергией, которая мне наверняка понадобится, чтобы пережить этот темный период.

Так мы и решили. Я проведу в Париже следующий год жизни и первый год моего четвертого десятка. Я снова вспомню, как живут одинокие искательницы приключений. Буду решать вопросы по мере их появления и на ходу строить планы. Я буду грустить по моей потерянной любви – и по без малого десяти годам жизни, потраченным на нее, – но буду грустить среди вина и сыра в самом прекрасном в мире городе. Да и, в конце концов, я немного говорила по-французски. Je parle un petit pois de français[3], – самоуверенно подумала я, не сознавая, что перепутала «горошинку» и «немного». Но все равно мне все казалось правильным.