Именно тут, подражая Торо, Артур и собирался начать свою «жизнь в лесу».
Он с трудом представлял себе Анну в подобных условиях. Их отношения держались на непрочной ниточке общих идеалов, которую реальность, вероятно, совсем скоро оборвет. Загоревшись идеей писать романы, Анна собиралась воспевать красоты местной природы, но, будучи парижанкой до мозга костей, считала сельскую местность чем-то вроде отдаленной городской окраины, где обитают дикие ультраправые избиратели. Ей предстояло поселиться в довольно ветхом строении, загроможденном мебелью 1960-х годов (из модной тогда формики[14]) и пропитанном необъяснимым запахом жареного лука, который можно встретить в любом деревенском доме, даже самом современном. Артур и сам имел весьма смутное представление о том, как он собирается проводить здесь дни. Чтобы не заскучать, он набрал целую библиотеку классиков. Его научный руководитель настоятельно советовал ему не «зарываться в этой дыре» и как можно чаще приезжать в Сакле, чтобы продолжать эксперименты в лаборатории. Артур выслушал тысячу историй о таких же, как он, идеалистах, которые быстро оказывались у разбитого корыта – из-за неумения адаптироваться, собственной нетерпеливости или враждебно настроенных соседей. Более того, он учился на агронома (а не на агротехника) и поэтому слегка побаивался оказаться наедине с землей – реальной, конкретной землей, в которую придется ежедневно запускать руки, которую нужно будет осматривать и обхаживать, придумывая способы обращения с ней, не описанные в пособиях и справочниках.
К его немалому удивлению, первые несколько недель прошли в здоровой рабочей атмосфере. Анна сразу же приступила к ремонту и, насмотревшись обучающих роликов в ютубе, занималась и электрикой, и сантехникой, и штукатурными работами. Джинсовый комбинезон, надетый на голое тело, едва прикрывал ее грудь и выставлял напоказ курчавые подмышки. В старой кожаной сумке через плечо позвякивали инструменты. Анна оказалась поразительно рукастой. В этом отгороженном от всего мира доме, где ее никто не мог услышать, она к тому же начала сквернословить, причем с явным удовольствием. На первом месте в списке ее любимых ругательств стояло «как серпом по яйцам» – выражение, вероятно, нечасто употребляемое ее сокурсницами по Институту политисследований. В конце дня, растянувшись на старом честерфилдском диване в гостиной, она открывала пиво и посылала своего мужчину на кухню, куда тот и отправлялся, с довольным видом повязывая фартук.
Судя по всему, Анне нравилось измываться над своим телом. Еще подростком она увлеклась пирсингом, а здесь, в деревне, ее склонность к селфхарму приняла новые формы. Теперь руки девушки были испачканы краской, покрыты ссадинами и порезами, а круглое личико загрубело под слоем пота и пыли. Никогда еще Артур не находил Анну более привлекательной.
С наступлением вечера оба замертво падали на матрас, положенный прямо на пол. Анна постоянно откладывала свои писательские планы, утверждая, что часы, проведенные с отверткой и шпателем, помогают ей продвинуться в работе над сюжетом.
Распределение обязанностей произошло само собой, без обсуждений. Пока Анна возилась с тронутой ржавчиной дедушкиной дрелью, Артур приступил к расчистке участка, на котором собирался создать естественный луг – идеальный биотоп для дождевых червей. Он уже видел себя следующей весной бегающим за Анной в зеленой траве высотой по пояс. Поскольку трактор использовать не хотелось и, в любом случае, управлять им он не умел, было решено расчистить участок традиционным способом – с помощью косы, валявшейся в сарае. В качестве рабочей одежды Артур, не страшась показаться пижоном, выбрал старую клетчатую рубашку. Все идет по плану, не так ли? Разве не должна земля, опустошенная механизацией, возрождаться благодаря человеческим рукам? Артур вспомнил пассаж из «Анны Карениной», где Левин, богатый и праздный помещик, приходит в экстаз, весь день проведя на покосе с мужиками. Почему бы и ему, Артуру, не испытать катарсис за косьбой?
Начало, однако, вышло удручающим. Уверенный, что уничтожить противника можно несколькими меткими ударами, Артур решительно направился прямо в заросли дикой ежевики, но сопротивление неподатливой, спутанной материи, упорно не желающей сдаваться и нацеливающей на агрессора свои колючки, остановило его. Чтобы срезать один-единственный куст, пришлось пройтись по нему раз двадцать, делая неловкие движения, больше похожие на удары дубинкой, чем на спокойные взмахи косы. Завершив свое грязное дело с помощью секатора, он отбросил в сторону бесформенный и жалкий обрубок. Изодранные руки кровоточили. Запыхавшись, Артур остановился и окинул взглядом свою землю, которая вдруг показалась ему огромной, – настоящий укрепленный лагерь, первый блокпост которого он едва смог одолеть. Сорвав лист шелковицы, он принялся жевать его: как известно, это растение обладало целебными свойствами, хотя Артур и забыл, какими именно. Рот наполнился едкой горечью; лекарство пришлось выплюнуть. Предстоящая задача казалась невыполнимой, непосильной для человека. Но бодрый стук молотка из гостиной призывал Артура не унывать. Скорее всего, рассудил он, дело в заточке.