Но почему же ни у кого ничего не получилось, почему герой романа не был принят обществом, почему он погибает?
Якоб Вассерман писал свои книги для евреев и о тех проблемах, которые в наибольшей степени волновали евреев Европы вообще и Германии, в частности. Он начинал свое творчество романом «Цирндорфские евреи», а закончил эпическим «Агасфером». Проблемой, находившейся в центре его романов, была проблема национальной и общественной самоидентификации и судьбы еврейского народа. Выходом для евреев, единственным выходом, позволявшим преодолеть «архаику», «окаменелость» традиционного иудаизма и войти в «цивилизованную семью народов» он считал ассимиляцию.
Именно об этом повествует его роман. Каспар Хаузер (не исторический, а романный) проходит последовательно те формы ассимиляции, которые так или иначе пытались пройти до него и после него современники и соплеменники Якоба Вассермана, европейские евреи, – гражданскую и политическую эмансипацию, борцов за которую символизирует Пауль Иоганн Ансельм фон Фейербах, эстетическую, культурную адаптацию, выражаемую бароном фон Тухером; наконец, «биологическую» (назовем ее так) ассимиляцию в объятьях госпожи Бехольд. Все это – во имя бегства из тесной и темной «архаики» иудаизма.
Но все оказывается напрасным. Каспара обучают только до определенного уровня, после чего «Даумер почему-то охладел к своему ученику». К искусству, к европейской эстетике он допускается лишь в качестве восторженного и молчаливого почитателя; стоит ему сделать какое-то замечание, как тут же:
«Я не требовал от тебя суждений о музыке и не собираюсь облагораживать твой музыкальный вкус»[12].
Все прочие попытки столь же бесплодны. Чем меньше Каспар походил на окружающих, тем больше интереса и даже снисходительного сочувствия он вызывал. Чем ближе он подходил к цивилизации (чем ближе его к ней подталкивали), тем холоднее и враждебнее к нему эта цивилизация становилась. Он был чужим, чужим и остался. Близость чужого оказалась неприемлемой для окружающих.
Именно после того как Хаузер с горечью осознает то, что его не принимают и не примут за своего, он начинает видеть сны о своем высоком происхождении. И это как раз объясняется очень просто. Хасидский цадик, рабби Леви-Ицхак из Бердичева, говорил: «Каждый еврей – царский сын». Разумеется, это не материальное, земное царство – потому наяву рассказать наш герой может лишь о темной и тесной каморке. Но это – царство. Подлинное прошлое Каспара Хаузера – царский дворец, принимавшийся им за темную и тесную каморку. Царский дворец, исполненный света мудрости.
И вот тут-то, вскоре после осознания неудачи того, что мы сегодня называем ассимиляцией, он встречается с убийцей.
Сколь пророческими оказались эти сцены, можно убедиться по детали поистине чудовищной: Каспар ранен кинжалом прямо в сердце, но крови было мало, и ему не поверили! Он говорит, что ему больно, а над ним смеются. Ему объявляют, что никому бы и в голову не пришло его убивать, что это наглая ложь и дикие фантазии:
«Укололи его! Кто же это, интересно, вас уколол? И зачем? Чтобы вытащить несколько жалких грошей из вашего кармана? Чушь какая!..»
Когда же оказывается, что он, действительно, ранен, то –
«Признайтесь лучше! Признайтесь, что вы сами легонько себя укололи!»[13]
…Томас Манн писал по поводу романа Вассермана, что Каспар Хаузер в нем – пробный камень цивилизации. Именно пробным камнем европейской цивилизации было ее столкновение с евреями. Ответ – он пришел в 1933 году, за год до смерти Якоба Вассермана.
Нет, не о «нюренбергском подкидыше» писал в действительности Вассерман, не судьба «немецкого Маугли» беспокоила его. Хотел он того или нет, но получился у него роман о «подкидышах цивилизации» – европейских евреях. Не ассимилированных, а пытавшихся ассимилироваться, ушедших из «тьмы» иудаизма, из материнского лона еврейской традиции, – и не пришедших в рай европейской культуры. Вернее, не принятых, отторгнутых. Хотел он того или нет, но его роман фактически дал ответ – отрицательный – на вопрос: «Могут ли евреи ассимилироваться в Германии?»
И когда перед смертью, перед убийством романный Каспар вдруг получает загадочное письмо, написанное непонятным «зеркальным» способом, письмо, вызывающее его в заснеженный сад, – это послание из того прошлого, от которого поначалу хотел уйти несчастный юноша.