Мне осталось указать еще на одну важную черту его характера. Если он увидит хороший кадр на неприступной скале, то начнет карабкаться туда, несмотря на повседневную и, я бы сказал, врожденную осторожность. Так однажды мы увязались за альпинистами, которых вел известный турист Рудольф Маречек. Наверное, не так-то просто делать первое в жизни восхождение, если тебе уже за сорок лет. Романычу было именно за сорок, но он шел. Его тянули на ледорубе и на веревочке, его подталкивали сзади, но он упрямо шел. Там, за горным перевалом, в долине, цветущей нестерпимо-яркими альпийскими цветами, в долине, где рождаются в виде хрустальных ручьев бешеные горные реки, а густосинее небо, оттененное белизной вечных снегов, смотрится в небольшие озера с ледяной водой, — там он предчувствовал несколько кадров. И он не ошибся. Без двух дней, проведенных в походе, жизнь наша была бы беднее...

И вот мы держим в руках бумажки, на которых написано: «Порт Одесса — порт Дуррес. Пароход «Трансильвания», первый класс, каюта № 126. Отправление из Одессы 27 августа».

Замечали ли вы, что при любых сборах в дорогу не хватает двух дней? Еще бы два дня — и все бы купил, все необходимые места объездил, всюду позвонил и не спеша, с достоинством отправился бы на вокзал. Так нет же, не хватает двух дней. Часов до отъезда становится все меньше, а дел больше. Развязка каждый раз наступает одна и та же. Неумолимое расписание обрубает все веревочки, связывающие человека-путешественника с его оседлым миром.

А в то время, когда в лицо и грудь ударит ветер степей, истоптанных конями Тамерлана, когда пыль отдаленного водопада обдаст с головы до ног, или в то время, когда знаешь, что с правой руки Греция, а с левой — Палестина, тогда покажутся незначительными все оседлые дела. Подумаешь, не успел продлить прописку, съездить в издательство, внести плату за телефон и газ. У меня теперь другие нужды, другие интересы. Я путешественник и поэтому вне законов оседлости. Вот вернусь, принеся пыль дальних земель на своих башмаках и бронзу чужого солнца на своей коже, опущу походный мешок на паркетный московский пол, тогда спрашивайте с меня, а пока... стучат колеса, унося поезд все дальше и дальше, сухая мгла шуршит по стеклам вагонов и ветер странствий поет в моем сердце!

В прохладном просторном вестибюле гостиницы

«Одесса» толпилось много народу. Мы подошли к дежурному администратору и неуверенно встали в очередь, а когда она прошла, еще более неуверенно спросили себе номер. Оказалось, что номер нам уже приготовлен, и мы впервые убедились, как приятно быть международными пассажирами.

— Не забудьте зайти в бюро обслуживания зарегистрироваться, — сказал нам администратор.

— Как? Еще целое бюро нас будет обслуживать?

— Конечно. Носильщики, транспорт, все это их забота. Не хотите ли разовый талончик на разговор с Москвой? А ключ вам даст дежурная по этажу. Пожалуйста.

Под нашими окнами парадный подъезд гостиницы, и потому всегда шумно. Когда ни заглянешь вниз, стоит возле тротуара автобус и кто-то погружается или разгружается. Пойти узнать — кто. Оказывается, в Албанию едет корейское посольство для постоянного представительства. С работниками посольства — их жены, дети. Говорят, что на этом же пароходе поедет китайское посольство, а также албанская женская делегация, гостившая в СССР. Какой-нибудь груз повезет «Трансильвания» из Одессы в Дуррес, что-нибудь, верно, возьмет она и в румынском и в болгарском портах.

Ведь с Албанией нет другой связи, кроме как морем[1].

— Знаешь что, — сказал вдруг Романыч, — давай сделаем тему «Дорога дружбы». Узнаем, какие грузы в Албанию идут, какие — оттуда, кто едет. Ведь это и на самом деле дорога дружбы.

— Хорошо ты придумал.

— Тогда пойдем.

— Куда?

— Искать капитана «Трансильвании».

— Да зачем его искать? Сядем завтра на пароход, там и увидимся с капитаном, там и начнем делать тему. Кроме того, судно румынское и капитан румын. Без переводчика мы не договоримся.

Да, забыл я характер Романыча. «Вот ты не болеешь за журнал, тебе лишь бы все на завтра откладывать. А может, сегодня что-то интересное прозеваем».

— Ну ладно, ладно, давай искать капитана.

Романыч, не мешкая, потащил меня в порт. Был знойный день. Не успели мы спуститься по Потемкинской лестнице, как захотелось обратно в прохладный номер гостиницы.

К концу дня многие километры, исхоженные по знойному безветренному порту, сделали свое дело. Мы возвращались домой изнеможенные. Хотел я упрекнуть Романыча за его затею с капитаном, но посмотрел на его вид и промолчал. Крутая Потемкинская лестница, поднимающаяся вверх широкими прямыми маршами, показалась нам с версту.